Кокон [ Межавт. сборник] - Пол Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За моей спиной стоял Ахмед; при виде Зигфрида он вздрогнул и попятился. Не знаю, что на меня нашло, но я тут же в него вцепился.
— Нет! Не уйдешь! — закричал я с пьяным торжеством, а он корчился и извивался, пытаясь вырвать свою пухлую жирную руку.
Тем временем Зигфрид выделывал у костра жуткие антраша. Внезапно он издал пронзительный вопль и ткнул рукой в нашу сторону. Все обернулись.
— Ахани, бежа илар! — прокричал Зигфрид.
От этих слов Шуга просто рассыпался — в прямом смысле. Конечно, я был пьян. И разумеется, это была массовая галлюцинация. Но секунду назад Ахмед стоял рядом — человек как человек, и вот он уже разваливается на куски. Голова скатилась с плеч и запрыгала по земле, словно большая толстая куница. За ней последовало тело, оно подскакивало и крутилось, постепенно удаляясь, делаясь при этом все тоньше и тоньше, пока не стало похожим на преследующего добычу гонщика. Левая рука со змеиным шипением заскользила по траве… Но к чему продолжать? Раз это была галлюцинация, то незачем перечислять кошмарные подробности.
И все же я не могу забыть, как эти… штуки, эти части стали преследовать несчастного Зигфрида. Едва увидев их, он лишился всякого присутствия духа. С криком ужаса он бросился бежать. Но они, эти части были везде, на земле и в воздухе. Он хотел укрыться в зеленых беседках — они гнали его оттуда, он думал спастись в летних домиках — они устремлялись за ним, он надеялся затеряться в толпе визжащих женщин — они были тут как тут; в конце концов, они настигли его у костра, и навалились копошащейся массой на съежившееся тело…
Увешанный ими Зигфрид качался из стороны в сторону в тусклом свете китайских фонариков и тлеющих углей. И тут кто-то — кажется, это была Кора Лашез — плеснула из ведра на угли; взметнулось ревущее белое пламя и поглотило все. Я бросился бежать. Поспешно заперев дверь на все замки и засовы, я откупорил бутылку хереса и осушил ее в несколько глотков. И только после этого обнаружил у себя за пазухой какой-то мягкий комок.
Это был Сэм.
Не стану злоупотреблять вашим терпением и объясню все по порядку.
На следующий день стало известно, что этот молодой человек, Зигфрид, в результате слишком усердных занятий наукой лишился рассудка. Несомненно, именно он задушил Мэрилин Спидо. Почти наверняка, он же утопил в пруду Джоан Касвелл. И хотя на момент гибели Марии Зельцер у него было надежное алиби, приемы дзю-до он тоже знал хорошо. Официальное полицейское заключение, как легко читалось между строк, отдавало должное Ахмеду Шуге. Будучи накоротке с черной магией и потому не поддавшись внушению, он попытался скрутить Зигфрида, когда тот сначала загипнотизировал остальных гостей, а потом впал в неистовство.
То, что Зигфрид плеснул горючую жидкость на тлеющие угли и вместе с повисшим на нем Ахмедом бросился в огонь, имело, увы, трагический исход.
Так печально закончилась очередная глава истории Глен Хиллза. Элен и Кора, объединившись, занимаются преобразованиями и перегруппировкой сил — по слухам, миссис Лора Бромли из родственной организации подумывает о том, чтобы перебраться на нашу территорию — нашу скаковую дорожку, как я люблю ее называть.
Что же касается меня, то я теперь — правая рука обеих, Коры и Элен. Все признают, что я незаменим, поскольку работаю над этими записками, и я был бы совершенно счастлив, если бы не одно обстоятельство: Сэм. Зачем я держу эту тварь?..
Уверяю вас, терпеть не могу кошек.
Ни за что не назвал бы его Сэмом. Салманасар — вот что порой срывается с моих уст, когда я его вижу. Но откуда взялось это имя, у меня нет ни малейшего представления.
Более того, разве кто-нибудь — не говоря уж обо мне — стал бы держать дома кота, который никогда не мяукает, не мурлычет, который не делает ничего, что должны делать коты, даже молоко не пьет, а предпочитает пайков, слизней и всякую дрянь.
Он меня ненавидит, я в этом уверен. И Кору и Элен тоже ненавидит, судя по тому, как он следит за ними через оконное стекло. А когда я вижу, как он ночью крадется по ковру, словно толстая, поросшая шерстью рука, кровь у меня стынет в жилах.
И ко всему прочему, на этой отвратительной и совершенно противоестественной пище он явно растет…
Пожалуй, это несправедливо
(Пер. И. Буровой)
Фрэнк Сайя не шевелился. Он сидел, храня ледяное молчание; рука его сжимала стакан, стоявший перед ним на столе. Спертый и нагретый их телами воздух дрожал в тесноте сборного походного домика, делая широкую и давно не бритую физиономию Крейгара похожей на морду свирепого, настороженного кабана. В затянувшемся молчании эта образина не спускала с Фрэнка глаз, и каждое мгновение все сильнее напоминала сливочную тянучку. Фрэнк ждал. Рано или поздно Крейгар обязательно заговорит.
Он-таки заговорил, еще раздраженнее, чем раньше:
— Ты слышал? Развяжи его!
Стараясь, чтобы на лице не отразилась радость, Фрэнк, по-прежнему ни слова не говоря, поднялся, взял нож и вышел за порог. Там, затмевая желтоватое сияние наружных фонарей, погружалось за горизонт солнце Альфа Целена. Оранжевые лучи падали на темные, приземистые силуэты деревьев, играли всеми оттенками желтого плато перед лагерем и на стенах лагерных домиков, заливая светом поляну и фигуры скрючившихся от страха аборигенов. Глава их клана, Папаша, походил теперь на пятнистую тень — распростертый на спине, он по-прежнему лежал там, где его привязали. Когда Фрэнк подошел к нему с ножом, он ничего не сказал, а только лишь взглянул на молодого землянина, приоткрыв широкий рот так, что из-за толстых складок губ показались острые зубы. По это не было воинственной демонстрацией клыков. Папаша выглядел так, как полагалось попавшему в тяжелое положение; больше всего он был похож на беспомощную, полумертвую акулу, выброшенную штормом на прибрежный песок. Руки и ноги его были крепко привязаны к колышкам, вбитым в мягкую серую землю. Фрэнк перерезал веревки.
— Теперь ты можешь идти, — сказал он и, после некоторого колебания, предложил: — Давай, я тебе помогу. Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно, ужасно, — жалобно простонал на своем языке Папаша, но не принял протянутой ему человеческой ладони, а перекатился на живот, потом перевернулся еще раз и так, не то ползком, не то кувыркаясь, добрался до остальных аборигенов и слился с их массой.
Фрэнк так и застыл с протянутой рукой, затем уронил ее, судорожно сжав пальцы в кулак. На мгновение ему захотелось вернуть местного патриарха обратно и силой заставить его принять предложенную помощь. Подавив это желание, он молча побрел назад, но на этот раз обошел стороной домик Крейгара, хозяин которого продолжал сидеть, уставившись на бутылку, и вошел к себе. Закат начал тускнеть, и освещение включилось автоматически. Он опустился на край походной койки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});